Порфирий Афанасьев
Родной республике
И — лад в душе…
И — день такой погожий…
Снег Рождества в искринках серебра.
Ты не забыл Чувашию, о Боже,
Не зла ей пожелал Ты, а добра.
Поклон тебе,
Господь наш Всемогущий,
Нас, вразумив на непростом пути,
Ты в Двадцать первый сложный век грядущий
Напутствовал уверенно войти.
Кто чист душой, тот полон благодати, —
Душа его стремится к небесам.
И мудрости твоей, народ мой, рад я:
Судьбу свою сумел избрать ты сам.
Не зря построил ты Дорогу к Храму —
Дорогой к Жизни названа она.
Хозяин славной доли ты по праву,
Тебе судьба завидная дана.
Афанасьев, П. Родной республике / П. Афанасьев, перевод с чувашского А. Смолина
// Цивильский вестник. — 1998. — 3 февраля.
Василий Давыдов-Анатри
Расти и крепни, край чувашский.
Чувашский край —
передо мною,
И гордый голос
все слышней.
Я славлю песней молодою
Восход его высоких дней.
Чувашский край, с какой
любовью
Ты с малых лет меня растил
И душу радует сыновью
Размах твоих растущих крыл.
Чувашский край мой,
под защитой
России — матери твой взлет.
Мы с ней судьбой и сердцем
слиты
Века и на века вперед.
Чувашский край, расти
и крепни,
Волною волжскою звуча.
Давыдов-Анатри, В. Расти и крепни, край чувашский / В. Давыдов-Анатри, перевод с чувашского Олега Цакунова
// Республика. — 2001. — 25 апреля (№ 30).
Лидия Кубашина
Хвала тебе, Чувашия, мой дом!
И имя, и язык твой — сердцу свято.
Дубравами и хмелем, и трудом,
И песнями, и вышивкой богата.
Жива в узорах древних нити сила,
Связавшая народы в их судьбе, —
Ты будешь жить во мне, моя Россия
Пока живет Чувашия в тебе.
Кубашина, Л. М. Хвала тебе, Чувашия, мой дом!
// Кубашина, Л. М. Еще один сюжет : стихи
/ Лидия Кубашина.
– Чебоксары, 2001. – С. 38.
Аркадий Лукин
Сывлăш
Тăван çĕршыв!
Эс сывлăш, тетĕп, –
Ман сансăр шух чĕрем тапмасть.
Ман сансăр сывламасть ÿпке те,
Ман сансăр çамрăк чун çунмасть.
Таса та селĕм пултăр сывлăш –
Лартатпăр йывăç-чечексем.
Уç сывлăшра вара çут сывлăм
Шăрçа тăвать мерчен чиксе.
Уç сывлăш пултăр…
Кайăк-кĕшĕк
Шăрантарать хавас юрра;
Уй-хирĕ, улăхĕ ем-ешĕл,
Ик куç тулли вăрман – умра.
Тÿсейĕп çăкăрсăр та шывсăр,
Чун пур пĕр ялкăшĕ çап-çут.
Анчах та Сывлăшсăр-Çĕршывсăр
Пурнаймăп эпĕ пĕр минут.
Тăван çĕршыв!
Эс сывлăш, тетĕп, –
Ман сансăр шух чĕрем тапмасть.
Ман сансăр çырăнмасть йĕрке те,
Ман сансăр çамрăк чун çунмасть.
// Лукин, А. В. Çĕнĕ уйăх : сăвăсем
/ Аркадий Лукин.
– Шупашкар, 1963. – С. 3.
Воздух (перевод)
Мой край —
Мой воздух животворный!
Я говорю тебе, любя:
Ты есть — и дышится просторно,
Остыло б сердце без тебя.
Мой край родной,
Мой воздух чистый,
Мои волшебные леса!
Надела светлое монисто
На луг вечерняя роса.
Мой край родной,
Мой воздух свежий,
Судьба законная моя!
Мы землю-мать цветами нежим
Под ликованье соловья.
Приму беду без укоризны, —
Нужда и голод не сомнут,
Но я без матери-Отчизны
Не проживу и двух минут.
Мой край,
Мой воздух животворный,
Тобой дышу, не надышусь,
Тебе хоть строчкой стихотворной,
Хотя бы словом,
Но – сгожусь!
// Лукин, А. В. Воздух : стихи, поэма
/ Аркадий Лукин ; пер. с чуваш. Ивана Смирнова.
– Чебоксары, 1983. – С. 48.
Раиса Сарби
…Тăван çĕршывăм, Чăвашстан,
Чунпа та чĕремпе – эп сан.
Тăван çĕршыв, эп сан хĕрỹ,
Сана саватăп эп хĕрỹ.
Шанатăп :
Манăн юрату
Хевтесер мар.
Сан çунату
Мана çĕкленĕ тỹпене,
Хăват эс патăн чĕрене.
Тăван çĕршыв – эс ман чунра!
Тăван çĕршыв – эс ман юнра!
Тăван çĕршыв – эс умăмра!
Тăван çĕршыв – эс юррăмра!
Юрлатăп эп сан ятупа.
Сан ятупа тăвап тупа.
Сан ятупа пур халăхра
Тупатăп тус эп.
Туслăхра
Сутмастăп.
Эпĕ — сан хĕрỹ.
Чăваш!
Манра сан вут чĕрỹ!
Чувашия (перевод)
Не назову ни часа, ни мгновенья,
Когда огнём в меня вселилась ты.
Я знаю всё в тебе:
И откровенья,
И нежность, и надежды, и мечты!
Смогу ли о тебе сказать хоть слово?
Ты вся, как поле хлебное,
Щедра.
В твоих движеньях снова, снова, снова
Горячей крови слышится игра!
Мир без тебя мне был бы слишком тесен.
Пою простор любимой стороны.
Чувашия!
О, край ста тысяч песен,
Не зря в тебя поэты влюблены!
Я трогаю листы прибрежной ивы,
Ловлю губами в роднике зарю.
Смеёшься ты —
И я смеюсь счастливо,
На ленту Волги радостно смотрю.
Не назову ни часа, ни мгновенья,
Когда огонь твой ощутила я.
Я без тебя, как путница без зренья,
Ты жизнь моя, тревога, озаренье,
Ты — Родина любимая моя!
Сарби, Р. Чувашия // Р. Сарби. Благодарю тебя.
— Чебоксары, 1988. — С. 5.
Педер Хузангай
Йыхрав
Çак çĕре эсир пĕлетĕр–и:
Ватă та вăл; ĕмĕр çамрăк та.
Ăсан туйĕ хÿхĕм çав тери –
Курсан чун киленĕ вăрманта.
Уявра уяв ку çĕршывра,
Ĕçĕпе – хускатĕ вăл тăва!
Кам–ха, кам çак халăха пĕлет:
Вăл çĕр пин сăмахпала пуплет.
Çĕр пин юрă–çемĕ кĕвĕлет,
Çĕр пнн тĕслĕ тĕрĕ тĕрĕ вăл тĕрлет…
Пырса курăр — йăлт сирĕнпеле
Хатĕр эп тĕрĕслеме пĕрле.
Приглашение в Чувашию (перевод)
Знаете ли Вы страну такую,
Древнюю и вечно молодую,
Где в лесу тетерева токуют –
Словно песней сердце околдуют,
Где коль праздник – от души ликуют,
Коль работа — гору дай любую!
Знаете ли Вы такой народ,
У которого сто тысяч слов,
У которого сто тысяч песен
И сто тысяч вышивок цветет?
Приезжайте к нам — и я готов
Это все проверить с вами вместе.
Хузангай, П. П. Приглашение в Чувашию = Йыхрав
// Хузангай, П. П. Были мы, и есть, и будем = Эпир пулнa, пур, пулатпaр : [сăвăсем].
– Шупашкар, 1982. – С. 272-273.
Константин Иванов
Осень
Вот и осень наступила,
Что ни день, то холодней.
Птиц отлётных клик унылый
Грусть родит в душе моей.
Вереницею и стаей
Птицы за море летят,
А деревья надевают
Ярко-жёлтый свой наряд.
Реже солнышко смеётся,
Аромата нет в цветах.
Скоро вновь зима вернётся
Вся в метелях и снегах.
Геннадий Айги
Здесь
словно чащи в лесу облюбована нами
суть тайников
берегущих людей
и жизнь уходила в себя как дорога в леса
и стало казаться ее иероглифом
мне слово «здесь»
и оно означает и землю и небо
и то что в тени
и то что мы видим воочью
и то чем делиться в стихах не могу
и разгадка бессмертия
не выше разгадки
куста освещенного зимнею ночью —
белых веток над снегом
черных теней на снегу
здесь все отвечает друг другу
языком первозданно-высоким
как отвечает — всегда высоко-необязанно —
жизни сверх-числовая свободная часть
смежной неуничтожаемой части
смежной и неуничтожаемой части
здесь
на концах ветром сломанных веток
притихшего сада
не ищем мы сгустков уродливых сока
на скорбные фигуры похожих —
обнимающих распятого
в вечер несчастья
и не знаем мы слова я знака
которые были бы выше другого
здесь мы живем и прекрасны мы здесь
и здесь умолкая смущаем мы явь
но если прощание с нею сурово
то и в этом участвует жизнь —
как от себя же самой
нам неслышная весть
и от нас отодвинувшись
словно в воде отраженье куста
останется рядом она чтоб занять после нас
нам отслужившие
наши места —
чтобы пространства людей заменялись
только пространствами жизни
во все времена
1958
Геннадий Айги
Прощальное
Памяти чувашского поэта Васьлея Митты
было — потери не знавшее лето
всюду любовью смягченное
близких людей полевых —
будто для рода всего обособленное! —
и жизнь измерялась
лишь той продолжительностью
времени — ставшего личным как кровь и дыханье —
лишь тою ее продолжительностью —
которая требовалась чтобы на лицах
от слов простых
возникали прозрачные веки
и засветились —
от невидимого движения слез
1958
Геннадий Айги
Отмеченная зима
белым и светлым вторым
страна отдыхала
причиной была темноте за столом
и ради себя тишину создавая
дарила не ведая где и кому
и бог приближался к своему бытию
и уже разрешал нам касаться
загадок своих
и изредка шутя
возвращал нам жизнь
чуть-чуть холодную
и понятную заново
1959
Геннадий Айги
Из гостей
Ночью иду по пустынному городу
и тороплюсь
скорее — дойти — до дому,
ибо слишком трудно —
здесь, на улице,
чувствовать,
как хочу обнимать я камни.
И — как собака — деснами — руку —
руками — свои — рукава —
и — словно звуки
прессующей машины,
впечатленья о встречах в том доме,
который я недавно покинул;
и — жаль — кого-то — жаль — постоянно,
как резкую границу
между черным и белым;
и — тот наклон головы, при котором
словно издали помню себя,
я сохраню до утра,
сползая локтями по столу,
как по воску.
1960
Ястран М. Г.
Грусть рябины
Над пригорком в лесу ветры ходят по кругу,
вызывая плясать всю лесную округу.
Вот качнула береза серебряным станом –
и калина за нею пускается в танец.
Обе молоды. Обе в красивых нарядах.
Родились они рядом и выросли рядом.
А от них в стороне, будто в чем-то повинна,
к солнцу тянет лицо недотрога-рябина,
словно хочет спросить, словно ищет ответа,
закрываясь ладошками листьев от ветра.
Подождите, друзья мои ветры, постойте!
Дайте слово сказать, а потом уже пойте.
Солнце, солнышко-друг, не расскажешь ли ты, –
для чего я несу наливные плоды?
А береза с калиной не нашепчутся в осень,
что я слишком стройна, что горда, мол, я очень,
Но утешить рябину даже солнышку нечем.
Лишь погладит ее и уходит далече.
И стоит, и грустит одиноко рябина
Только ветры поют ей тягуче и длинно.
Ястран, М. Грусть рябины : [стихотворение] / Максим Ястран ;
перевод В. А. Безрукова // Сердце, пробитое пулей. – Чебоксары, 1975. – С.
76.
Ястран М. Г.
Дужка
А солнце
высоко-высоко ходило,
как дужку ломали
мы с девушкой милой.
И был уговор у нас
самый земной:
я выиграл дужку –
ей быть мне женой.
Когда б то случилось,
как был бы я рад
ближайшей же осенью
свадьбу сыграть.
Но лето и осень
глядим друг на дружку,
а все не случилось
мне выиграть дужку.
Деревья стоят
по колено в снегу,
у девушки выиграть
я не могу.
И год пролетел,
И другой пролетает, –
а я, как и раньше,
о свадьбе мечтаю.
Ястран, М. Дужка : [стихотворение] / Максим Ястран ; перевод В. А.
Безрукова // Сердце, пробитое пулей. – Чебоксары, 1975. – С. 83.
Ястран М. Г.
«Закат пришел и, словно бы впервые…»
Закат пришел и, словно бы впервые,
Лег на луга, как шелковый платок.
Касатка ловит нити золотые
для птенчика на золотой пушок.
Она летит, звеня, через заречье,
Вдоль острова, над лесом и селом.
С неизъяснимою, узорчатою речью
За нитью нить она стрижет крылом.
Вот над водой она промчалась быстро,
Влетела в золотистую кудель,
А волны переливом серебристым
Птенцу ее готовят колыбель.
Она летит на солнце как мгновенье,
За ниткою последнего луча,
Она живет как песня, сновиденье
И речь ее счастливо-горяча.
Скользит волна, входя в волну другую.
Закат уходит, пережив свой срок.
Касатка ловит нитку золотую
Для птенчика на золотой пушок.
1940.
Ястран, М. «Закат пришел и, словно бы впервые…» : [стихотворение] /
Максим Ястран ; перевод В. Г. Мурашковского // Сердце, пробитое пулей. –
Чебоксары, 1975. – С. 77.
Максим Ястран
Полевая липа
Быть одной во чистом поле –
вышла ей такая доля.
Сколько уж минуло весен, –
взгляд ее по-женски ясен.
Ночи щедрая рука
летом сыплет жемчуга,
чтобы солнце, глянув мудро,
их сушило ранним утром.
Кто узнает, кто расспросит,
как играть с ней любит осень,
как глаза и сердце радуя,
в чистом поле выгнет радугу.
Поднимает липа ветви,
грустно кланяется ветру,
что летает одинокий,
молча трется ей о ноги…
Ах ты, липа, точно лебедь,
Словно чистый детский лепет.
К неизвестному причалу
уплывают сны печально.
Ястран, М. Полевая липа : [стихотворение] / Максим Ястран ; перевод
В. А. Безрукова // Сердце, пробитое пулей. – Чебоксары, 1975. – С. 82.
Кестюк Кольцов
Лирический разговор
Нам бы иволгой запеть,
Нам бы беркутом взлететь…
Заневестилась природа, любо-дорого смотреть…
Словно лютик золотой
Распустился край родной.
Вот и осень подошла,
Гроздья красные зажгла,
Эх, рябина ты, рябина, словно из дому пришла,
От родимого села
Запах Волги принесла.
И припомнилась опять
Заозерья благодать;
За околицу выходит каждый дом меня встречать.
Тянут яблони плоды:
– Погоди, не уходи!..
Вольно яблокам плясать,
Вольно с веточек слетать,
Под тенистые деревья вольно саду в гости звать
И сводить меня с семьей
Деревенскою скамьей.
Кольцов, К. Лирический разговор : [стихотворение] / Кестюк Кольцов ; перевод В. Г.
Мурашковского // Сердце, пробитое пулей. – Чебоксары, 1975. – С. 52.
Просмотры(4852)